Недавно вице-премьер Ольга Голодец высказала мнение о том, что соотношение между людьми с высшим образованием и без него в России должно составлять 35% против 65%. По мнению вице-премьера, после того как такой баланс будет установлен, доля индивидов с высшим образованием должна постепенно сокращаться. Реакцией на это утверждение стала критика, авторы которой ссылались на доклад ОЭСР, опубликованный в 2012 г. В соответствии с докладом в 2010 г. доля россиян с высшим образованием была 54%, в США – 42%, в Канаде – 51%, в Нидерландах – 32%, в Польше – 23%, в Турции – 13%. Из доклада также следует, что доля граждан с высшим образованием в странах ОЭСР непрерывно возрастает, по крайней мере с 1997 г. Создается впечатление, что вывод вице-премьера контрастирует с тем, что происходит в мире: в противоположность сравнительно богатым странам в России косвенно предлагается ограничить возможность для получения высшего образования.
Однако сочетание данных доклада ОЭСР c заявлением вице-премьера не дает повода для того, чтобы сделать такой вывод. ОЭСР использует показатель, который буквально отражает долю людей, посещавших университеты настолько долго, насколько было нужно для получения диплома о высшем образовании. Но этот показатель едва ли измеряет уровень образования, т. е. размер человеческого капитала, знаний, которые были переданы учащимся. Шесть лет, проведенных в Йельском университете, отнюдь не одно и то же, что шесть лет, проведенных в периферийном университете в растущей экономике. Если от обладателей российских дипломов о высшем образовании потребовать сдать экзамены в 100–200 ведущих университетах мира, чтобы защитить свои образовательные достижения, то дипломы сохранит лишь часть их владельцев.
Если тех, чье образование соответствует высоким мировым стандартам, всего 10%, то 35%, о которых говорила вице-премьер, не являются намеком на то, что развитие высшего образования следует ограничить. Напротив, предстоит еще создать десятки вузов, которые смогут дать высшее образование мирового уровня многим миллионам российских граждан.
Другое дело, если качественное образование в России получает 40% граждан. В таком случае вице-премьер считает ненужной часть программ, соответствующих лучшим международным стандартам. Едва ли такой исход отражает действительность: если бы из 54% сограждан с высшим образованием почти 4/5 были обладателями качественных дипломов, то присутствие российских университетов в международных рейтингах было бы намного более заметным. Однако в любом рейтинге – Shanghai, Times, QS – среди первых 100–200 университетов с трудом отыскиваются несколько российских. Поэтому значительное сокращение числа российских вузов, большая часть которых является глубоко периферийными с точки зрения качества образования, вполне вероятно, не приведет к потере возможностей для экономического роста.
Другое дело, что если когда-нибудь 40 или 50% российских граждан получат качественное высшее образование, то низкий спрос на индивидов с высшим образованием может быть сигналом не об избыточности предложения образования как ключевой проблемы, а о технологической отсталости экономики.
Предположение о том, что структура спроса на рынке труда должна определять образовательный состав населения, не кажется безусловно правильным. Из-за коррупции, плохого корпоративного управления или ограниченности финансовых услуг экономика может испытывать дефицит инвестиций и медленный рост производительности. Она может быть отсталой, экспортировать простые товары и предлагать базовые услуги. В такой экономике на рынке труда простые профессии будут намного популярнее сложных, и для архитекторов, программистов или конструкторов не будет достаточного числа рабочих мест. Если при этом система высшего образования будет давать знания мирового уровня десяткам процентов взрослых людей, то призыв привести ее в соответствие потребностям рынка труда видится странным. Уровень технологий в экономике устаревает, а образования – нет, но, вместо того чтобы сократить технологическую отсталость, предлагается сделать шаг назад и увеличить отсталость и в образовании. Возможно, более адекватными будут преобразования в других сферах: борьба с коррупцией, улучшение качества топ-менеджмента, развитие финансовых рынков, в результате которых вырастет уровень инвестиций в новые технологии, и на рынке труда изменится структура спроса в пользу тех, кто может производить сложные, технологичные товары.
Россия – страна с большим населением, и, чтобы стать богатой, она должна диверсифицировать свою экономику, научившись экспортировать большое количество технологичных товаров и услуг. Такой экономике нужно много инженеров, экономистов и программистов, и в этом случае значимость качественного высшего образования будет возрастать. Если же долгосрочным прогнозом является стагнация, тогда самыми важными профессиями останутся водитель, строитель, менеджер по продажам и системный администратор. В таком довольно хмуром будущем действительно можно в основном обойтись школами.
Автор – старший научный сотрудник Института экономической политики имени Гайдара