Основную часть лесов нашей страны (более 90%) составляет тайга, а тайга исторически в очень большой степени формировалась под воздействием огня. Фактически она представляет собой мозаику лесов, выросших на гарях разного возраста – от нескольких лет до нескольких столетий, в редких случаях до нескольких тысячелетий. Тайга в той или иной мере горела всегда – со времен ее образования после окончания последнего оледенения.
Вопрос в мере этого горения и в том, к каким оно приводит последствиям. В этом отношении ситуация сейчас принципиально изменилась по сравнению с тем, что было сотни и тысячи лет назад. Сейчас пожары действуют одновременно с рубками леса – и совместно они опустошают леса гораздо быстрее. Даже если пожары не выходят за исторически сложившиеся рамки, а рубки – за расчетную величину неистощительного лесопользования, действуя совместно, они в течение буквально считанных десятилетий приводят таежные леса в полный упадок.
Сотни и тысячи лет назад некому было роптать по поводу дыма от лесных пожаров: в те давние времена мало кто из людей, живших в таежной зоне, доживал до возраста, когда умирают от болезней сердца, сосудов и органов дыхания (а именно при этих болезнях задымление становится смертельно опасным). Сейчас эти болезни, делающие людей наиболее уязвимыми к дыму, стали бичом цивилизации. Одним из следствий этого стала гораздо большая, чем в прошлые века, чувствительность человечества к задымлению – по некоторым оценкам, смертность населения Земли от вызванного ландшафтными пожарами задымления может достигать в худшие годы нескольких сотен тысяч человек. Таежные регионы и северные страны, включая Россию, хоть и не входят в целом в число лидеров по этой смертности, при катастрофических пожарах могут оказываться в зоне высокого риска.
XX век в пожарном отношении оказался сравнительно благополучным для таежных лесов (если сравнивать с историческими масштабами горения) – отчасти из-за сокращения роли огня в практике землепользования, отчасти из-за успешной борьбы с пожарами в большинстве таежных регионов. Но изменение климата уже удлинило продолжительность пожароопасного сезона в таежной зоне в среднем на несколько недель, увеличило частоту экстремальных засух и их продолжительность. Эти изменения отчасти уже съели, отчасти могут съесть в ближайшем будущем благотворный эффект достижений ХХ в. в сфере охраны тайги от огня.
Климатически обусловленный рост таежных пожаров в нашей стране наложился на административно обусловленный – последствия нескольких ошибочных решений в сфере управления лесами, принятых за последние десятилетия. Первой крупной ошибкой стала ликвидация Федеральной службы лесного хозяйства и Госкомэкологии России в 2000 г. – это решение привело к серьезной депрофессионализации верхнего уровня системы управления лесами, последствия которой не удалось преодолеть до сих пор. Второй стало принятие в 2006 г. нового Лесного кодекса, разорвавшего механизмы самофинансирования лесного хозяйства через сохранившуюся с советских времен систему лесхозов. Фактически лесное хозяйство превратилось из экономически почти самодостаточной отрасли в отрасль, практически целиком зависящую от бюджетного финансирования – которого на все не хватило (в том числе на содержание былого штата лесной охраны и на полноценную борьбу с лесными пожарами). Экономическая мотивация к хозяйственной деятельности в лесу, выходящей за рамки простой добычи древесины, была почти полностью убита, число работников сократилось примерно втрое, бюрократическая нагрузка на специалистов («бумагописание») выросла примерно в 7–8 раз. Лес, особенно в «многолесных» таежных регионах, превратился в почти бесхозную и практически не охраняемую территорию.
Результат этих реформ не заставил себя долго ждать: катастрофические лесные и торфяные пожары в большой степени стали результатом именно упадка лесного хозяйства (а еще – сельского: не менее трети пожаров приходит в леса и на торфяники с сопредельных земель, заброшенных, заросших бурьяном и часто по весне выжигаемых населением). Начиная с 2010 г. крупные лесопожарные катастрофы в разных регионах страны повторялись ежегодно.
В отличие от катастрофы 2010 г., охватившей самые густонаселенные регионы нашей страны, последующие катастрофические пожары оставались практически незаметными для жителей мегаполисов и вообще для основной части населения. Даже лесные пожары 2012 г., по площади примерно втрое превзошедшие пожары 2010 г., не привлекли особого внимания. Сколько-нибудь заметное отражение в российских СМИ, социальных сетях и вообще в публичном информационном пространстве получила разве что байкальская катастрофа 2015 г. – благодаря известности Байкала и интересу общества к его сохранению. Остальные (в Якутии, Амурской области, Красноярском крае и других крупных лесных регионах Сибири и Дальнего Востока) прошли почти незамеченными.
Катастрофические лесные пожары в средней полосе большинство жителей России замечает самым непосредственным образом, когда дым приходит в крупные города или когда начинают гореть деревни, до которых могут добраться журналисты. В этих случаях люди видят, что страна серьезно горит, независимо от того, что попадает в официальные сводки. Другое дело – пожары в малонаселенных регионах Севера, Сибири и Дальнего Востока: они мало кому видны, лидеры общественного мнения до них не добираются, и большинство людей могут судить о происходящем только из сообщений СМИ, первоисточником которых чаще всего становятся официальные сводки или сообщения официальных лиц. И вот тут-то правдивость официальных сводок приобретает очень большое значение: если они ничего не отражают – даже гигантские пожары могут оставаться совершенно незамеченными. А это означает, что горящие регионы, которым Лесной кодекс 2006 г. передал федеральные полномочия по борьбе с лесными пожарами, фактически остаются один на один с огнем. Денег у них на тушение нет (переданные сибирским и дальневосточным регионам лесные полномочия финансируются из федерального бюджета в лучшем случае на десятую часть от реальной потребности). Поэтому леса на огромных площадях горят практически бесконтрольно, пока их не потушат дожди и снег – в наших нынешних условиях главные лесные пожарные.
11 апреля 2013 г. в Улан-Удэ состоялось заседание президиума Государственного совета, посвященное развитию лесного комплекса страны. Вот цитата из заключительного слова Владимира Путина на этом заседании: «По тем данным, которые у меня есть, – коллега сказал, что там еще более разительная разница, – но те данные, которые у меня есть (они достаточно объективны, это данные космического мониторинга), – площадь лесов, пройденная пожарами, составила в 2011 г. 5,1 млн га. И соответственно в 2012 г. – 11 млн га. По данным Рослесхоза, соответственно 1,3 млн и 2,5 млн. Это что такое? А что, разве трудно получить эти данные?» После этого бывший руководитель Рослесхоза Виктор Масляков был отправлен в отставку, правительству было дано поручение о достоверном статистическом учете площадей, пройденных лесными пожарами, «с применением данных федеральной информационной системы дистанционного мониторинга».
Формально это поручение считается выполненным (необходимые для его реализации ведомственные нормативные правовые акты приняты), но реальная ситуация изменилась не сильно. Например, согласно данным информационной системы дистанционного мониторинга («ИСДМ-Рослесхоз», предназначенной как раз для «контроля за достоверностью сведений о пожарной опасности в лесах и лесных пожарах, предоставляемых уполномоченными органами исполнительной власти субъектов РФ»), площадь трех крупнейших лесных пожаров, действовавших в Амурской области в первом полугодии 2016 г., составила 610 000 га – при этом официально учтенная в Единой межведомственной информационно-статистической системе площадь всех лесных пожаров в этом регионе (291 шт.) составила всего 452 500 га. Такая же ситуация в Бурятии: площадь трех крупнейших лесных пожаров первого полугодия, по данным ИСДМ, составила 193 000 га, площадь всех пожаров (403 шт.), попавших в официальный статистический учет, – всего 122 500 га. В обоих случаях речь идет о крупнейших пожарах, официально и реально ликвидированных в первом полугодии, т. е. они в любом случае должны были попасть в отчетность за первое полугодие. Есть еще большое количество пожаров, которые продолжали действовать и во втором полугодии, – законодательство позволяет при вольном понимании отнести их площади к статистике за III квартал. Но в любом случае сотни тысяч гектаров, пройденных лесными пожарами, уже оказались скрытыми от статистического учета, т. е. президентское поручение остается заведомо невыполненным. Насколько разойдутся официальные данные о лесных пожарах 2016 г. с реальностью, можно будет судить лишь в конце ноября, когда подойдет срок официального опубликования статистических данных о лесных пожарах за III квартал.
С оперативной отчетностью дела обстоят еще хуже: например, на пике летних лесных пожаров 2016 г. (24–25 июля), когда площадь единовременно действовавших пожаров составляла около 2,3 млн га, в официальную отчетность (сводки Рослесхоза и Авиалесоохраны) попало чуть больше 11 000 га – меньше 0,5% от реальной площади. Основная часть не попавших в сводки пожаров действовала в так называемой зоне контроля лесных пожаров – в тех лесах, где пожары официально можно не тушить, а лишь наблюдать за ними, пока они не угрожают населенным пунктам.
Многие работники лесного хозяйства считают, что обвинения органов лесоуправления во лжи – это формалистика, не имеющая к жизни никакого отношения: в реальности тушат те пожары, на которые хватает сил и средств, а оставшиеся тушить все равно некому, нечем и не на что. Но средств на тушение лесных пожаров не хватает во многом именно потому, что официальные данные показывают отсутствие нужды в них: даже при остром недофинансировании переданных регионам лесных полномочий площадь лесных пожаров по сравнению с предыдущими годами официально сокращается, а эффективность борьбы с ними, соответственно, растет. В 2016 г. финансирование переданных регионам лесных полномочий сократилось примерно на 11% – а площадь лесных пожаров, по предварительным августовским данным Рослесхоза, уменьшилась в 1,5 раза. При такой статистике, да еще в условиях острой бюджетной недостаточности правительство вряд ли согласится с тем, что расходы на лес, в том числе на охрану его от огня, надо существенно увеличить. А если бюджетных денег не будет (при том что механизмы самофинансирования лесного хозяйства остаются разрушенными, старая техника продолжает изнашиваться, квалифицированные люди довольно быстро уходят) – не будет и надежной охраны лесов от огня.
Остальное будет зависеть от погоды. В сырой и холодный год площади лесных пожаров даже при самой плохой охране лесов обычно оказываются небольшими, катастрофы если и случаются, то местного уровня. А вот в жаркий и сухой год, которых становится все больше и больше, при нынешнем уровне охраны лесов избежать следующей лесопожарной катастрофы общероссийского масштаба уже вряд ли получится.
Автор – руководитель лесного отдела «Гринпис России»